О мануальной терапии слышали все. Не все обращались за помощью к мануальному терапевту, но все точно знают, что с болями в пояснице можно прийти к нему и получить помощь. А оказывается, есть мануальные терапевты, которые лечат неврозы у детей и ещё многое другое. Интересно, содержательно, понятно о мануальной терапии и о себе в медицине рассказывает доктор Сергей Станиславович Бабаков.
— Сергей Станиславович, как выбрали для себя медицину?
— Я начинал ведь не как врач. В школе я занимался лёгкой атлетикой, и именно тогда получил первые практические навыки реабилитации травм на самом себе. У меня был разрыв мениска, сначала я не мог ходить, мне предлагали сделать операцию, но я на неё не согласился. Может быть, мной двигал детский страх, а может быть, то была интуиция: я до сих пор живу без оперативного вмешательства в травмированное колено и чувствую себя хорошо.
Вопреки желанию моей мамы-математика после школы, имея пятёрочный аттестат, я не стал поступать в университет на математическое направление, а пошёл в Институт физкультуры. В 1983 году получил диплом тренера-преподавателя и диплом массажиста. В институте узнал о биомеханике, которая увлекла меня гораздо позже – во время обучения основам мануальной медицины. А в вузе мы изучали особенности поведения той или иной группы мышц или мышцы во время удара, во время рывка, во время метания копья. Мы разбирали особенности биомеханики на различных занятиях и лекциях, в том числе, наблюдая за движениями человека по кадрам на видеоплёнке. Нам было важно увидеть и понять, какую ногу и как ставит спортсмен, как он плывёт, как уворачивается от удара. Для моей работы в мануальной терапии знание биомеханики очень пригодилось. Но сразу после института я пошёл в армию и только через полтора года начал работать. А поскольку во время учёбы я дополнительно два года обучался на курсах по массажу, я начинал массажистом в санаторий «Ивушка» – был такой недалеко от Шапсугского водохранилища. А потом уже я попал в Киев на курсы по мануальной терапии.
— Почему в Киев?
— Восьмидесятые годы – эпоха начала мануальной терапии в СССР, эпоха работавшего на Украине Николая Андреевича Касьяна и его последователей. Один из моих коллег – иглорефлексотерапевт – был в Киеве на повышении квалификации, там он прослушал лекцию по мануальной терапии и взял контакты руководителя курса. После его рассказов я и ещё несколько врачей собрались вместе, чтобы поехать знакомиться с новым направлением. Мы планировали побывать в Кобеляках. Очень хотели посмотреть, что вытворяет известный на всю страну костоправ. Но уже в дороге узнали, что Касьяна вызвали в Москву, поэтому мы отменили свою поездку в Полтавскую область. Но благодаря полученному контакту мы смоги в Киевском ГИДУВе (Государственный институт усовершенствования для врачей) познакомиться с преподавателем кафедры неврологии и мануальной терапии, рассказать о себе и поговорить о возможности пройти у них обучение по курсу мануальной терапии. Нам удалось решить все оргвопросы – и в сентябре мы начали обучение.
— Отсутствие образования врача тогда не мешало?
— Нет. Было интересно. В тот момент, а это 1987 год, мануальная терапия была новой специализацией для врачей Советского Союза и требовала практических навыков пальпации и визуальной диагностики – этими навыками я обладал. Отсуствие медобразования компенсировалось желанием учиться новому. Обучаясь поиску слабого звена, диагностике неоптимального двигательного стереотипа, постоянно общаясь с опытными неврологами, ортопедами, врачами других специальностей, мы учились вместе со своими преподавателями определять «своих» пациентов. Курсы были длительными – 5-6 месяцев, мы проходили обучение большой группой, где человек 20 были врачами, а 7-8 человек были выпускниками Института физкультуры. За время учёбы мы стали одной командой, и уже к выпуску казались сами себе очень умными-благоразумными. После учёбы года два я в составе бригады врачей-учителей ездил по разным городам с коммерческими обучающими курсами по мануальной терапии. Наш руководитель Георгий Семёнович Марчук читал лекции, а я и еще двое выпускников вели практику. Наверное, тогда я и начал думать о том, чтобы поступать в мединститут – система к этому подталкивала.
— Почему?
— Потому что для работы, для дальнейшего развития требовалось профильное образование. Если бы можно было тогда окончить школу остеопатии (она в России появилась чуть позже) и, не имея медицинского образования, как в США, работать, я, наверное, не стал бы врачом.
— А практика у вас была?
— Конечно. Практика была всегда. В конце восьмидесятых развалился наш санаторий. Закончился мой период сотрудничества с Марчуком, потому что он уехал в Канаду и стал преподавателем уже там. Наступил период новых знакомств: Казанский ГИДУВ (Виктор Петрович Выселовский), Новокузнецкий ГИДУВ (Людмила Фёдоровна Васильева), Санкт-Петербургский (Александр Анисимович Скоромец). Затем были циклы по остеопатии как у наших, так и у зарубежных преподавателей, была учеба в области прикладной кинезиологии, создание медицинского кооператива. Мы с врачом, занимающимся иглоукалыванием, открыли свои кабинеты на базе 4-й детской поликлиники. Очень важными для меня стали знакомство и совместная работа с Андреем Борисовичем Кадочниковым и врачами отделения реабилитации 2-й многопрофильной больницы города Краснодара. С завкафедрой физической культуры Людмилой Николаевной Порубайко, заведующим отделением мануальной терапии Диагностического центра Олегом Олеговичем Лагодой, заведущим отделения рефлекслотерапии больницы ЗИПа (впоследствии СМП) Петром Васильевичем Ковчуном мы в конце восьмидесятых и в начале девяностых вместе ездили на конгрессы, курсы, активно учились и работали в области рефлексотерапии. Мы занимались мануальной терапией, остеопатией, прикладной кинезиологией. Потом были у меня два года работы в Польше: интересно, но бесперспективно, даже забрать семью туда я не мог. Но там я в самом начале девяностых смог хоть что-то зарабатывать и там пережил тот бардак, что был у нас после распада СССР. После возвращения благодаря знакомым я устроился работать в здравпункт Компрессорного завода, а уже руководители завода поспособствовали в решении вопроса с арендой помещения в Детской краевой больнице. И тут вопрос о поступлении в медицинский встал очень остро. На семейном совете мы приняли решении о том, чтобы я пошёл учиться на врача.
— Мануальная терапия – это всегда боль, жёсткие приёмы и серьёзный тесный контакт врача и пациента?
— Мануальная терапия – это метод рассмотрение симптомов (жалоб) с позиции изменения подвижности и напряженности в различных тканях при условии их обратимости. Есть много противопоказаний, но мне кажется, надо при осмотре пациента, при рассмотрении его заболевания суметь найти показания к рефлексотерапии. Мы лечим у детей различные задержки в развитии нервной системе, нарушения осанки, у взрослых – некоторые хронические заболевания и их обострения, мы редко помогаем в остром периоде болезни. Конечно, надо помнить о противопоказаниях: инфекциях, переломах, инфарктах и инсультах, язвах и опухолях, которые могут маскироваться под хронические боли, слабости, головокружения. А методики есть разные. Жёстко – это то, с чего мы начинали, но это и сейчас вполне рабочие методики у опытных специалистов. Сюда мы относим методики вправления, методики коротких или длинных рычагов, поиск функциональных блокад, так называемые, мобилизиционные методики, методики с манипуляциями. В самом начале я занимался устранением функциональных блоков и ограничений подвижности в различных суставах. Но потом стал замечать, что проблема возвращается, и начал искать другие способы. Постепенно мы перешли к методикам иммобилизации, постизометрической релаксации, кинезиотерапии. Остеопатический подход и знания, полученные при обучении прикладной кинезиологии, плюс те знания, которые дал мединститут и, особенно, кафедра детской неврологии и детской ортопедии, сформировали сегодняшние мягкие методики мануальной терапии.
— Основной инструмент для мануального терапевта – руки?
— Мозги. Если не понимаешь, для чего берешь человека за руку, не бери, сядь-посиди, поговори с пациентом – так мы говорим. Иногда я вообще не прикасаюсь к пациенту, я даю ему комплекс физических упражнений, которые помогут решить его проблему. Бывали случаи, когда я рекомендовал пациентам занятия определённым видом спорта. Например, людям, имеющим серьёзные психологические зажимы, нарушения координации движений, я очень часто назначаю занятия спортом или упражнения на ловкость. Но всё это лишь после того, как выполнена первая задача врача – найдена причина проблемы.
— Скажите, пожалуйста, в двух словах о связи мануальной терапии с неврологией?
— Сначала я бы ответил той формулировкой, которую нам дал профессор Александр Анисимович Скоромец.
Мануальная терапия – это механика, анатомия и неврология (МАН). Механика или биомеханика – как двигается, анатомия – что двигается, неврология – кто управляет, откуда импульсы идут. Я вижу в мануальной терапии объединение неврологии и ортопедии.
Я знаю, что есть болезни, состояния или этапы развития заболевания, где возможно помочь пациенту методами мануальной терапии (рефлексотерапии) без хирургического вмешательства и без лекарственных препаратов. Ещё в Киеве я начал своё знакомство с методикой висцеральной терапии (методикой вправления живота).
— Ой, а это что за зверь?
— Это борьба с функциональными блоками, спаечной болезнью со смещением внутренних органов. Такая методика может быть очень эффективной при лечении радикулита, например. Я по заданию своего первого учителя и шефа изучал методы остеопатии, краниосакральной, висцеральной терапии: ездил по деревням, изучал народные способы лечения, на себе опробовал приёмы многих знахарей. Узнал много интересного. Но самым важным для меня было понять, почему тот или иной метод помогает. Ещё тогда, в восьмидесятых, на Международном конгрессе по вертеброневрологии, слушая доклады Якова Юрьевича Попелянского, Виктора Петровича Веселовского, я задумался и об этапах формирования остеохондроза и о пальпаторной и визуальной диагностике остеохондроза. Я соглашался с тем, что нужно искать оптимальный стереотип и нужно искать обратимые изменения и не пытаться восстановить необратимые изменения в тканях. Но внутренне я всегда сомневался в правильности определения оптимального двигательного стереотипа. Какую осанку считать правильной, какую походку считать правильной? Эти вопросы не давали мне покоя.
— Вы всё подвергаете сомнению?
— Нет, мне кажется, я просто рассуждаю и анализирую при принятии своего собственного решения. Сомнение иногда возникает при переоценке услышанного, увиденного, получении новых данных. Умение учиться и учить, делиться своими знаниями, мне кажется, это и есть путь преодоления сомнений, а полученный результат – это оценка проведенной работы. В общем, я во всём процессе лечения вижу много составляющих, я вижу, как важен взаимный обмен. Например, когда я говорю пациенту о нарушении движения, а это означает, что это мой пациент, я понимаю важность определения оптимальности того или иного движения. При этом не всегда ограничение двигательных возможностей, боль требуют немедленного устранения. Моя задача обучить пациента новым навыкам и для этого мне надо понять, что он умеет. Наша работа напоминает нейролингвистическое программирование, телесную психотерапию. Я учу пациента, а пациент – меня. Если это получается, то и результаты совместной работы радуют. Та остеопатия или «мягкая» мануальная терапия, кинезиотерапия, что я пропагандирую, относятся к рефлексотерапии, где основа физического здоровья – это психическое здоровье, а структурные и биохимические, биофизические изменения приводят к психическим нарушениям: неврозным и тревожным состояниям. Но при этом я не лечу психические заболевания, они требуют другого лечения, хотя при согласовании с основным планом лечения рефлексотерапия может выступать в роли дополнительного лечения. В общем, каждый раз мне нужно находить способы лечения пациента, изучая его, наблюдая за его движениями, уменьшая число моих манипуляций. Тем более, большинство моих пациентов – дети: с ними многие методики «хрусь-хрусь» применять противопоказано.
— Был ли период, когда хотелось уйти из профессии?
— Таких периодов было много. Конечно, хотелось попробовать себя в чём-то другом. Думал и о бизнесе, и о другой специализации в медицине. Попробовал я себя и как детский невролог на четверть ставки, но на приёме слишком много не моей работы, хотя были интересные сложные пациенты. Размышляя о своих иных навыках, я прихожу к честному выводу: ничего другого я не умею так хорошо, как здесь и сейчас. Ну и главное, в мануальной терапии я не только специалист, но и наставник уже.
— Значит, своими результатами сегодня довольны?
— И да, и нет. Хотелось бы мне и оперировать, но там всё для меня уже невозможно, потому что поздно. Интересует меня генетика. Хотелось бы побольше точного в медицине – математики. Но раздвоиться не получается, а метаться точно не на пользу.
— А что сегодня можете именно вы как мануальный терапевт?
— Я могу работать «мягкими» методами мануальной терапии с детьми, даже не беседуя с ними, в отличие от взрослых. При этом я учу их и их родителей при помощи манипуляций, а они учат меня ответными реакциями, без слов. Я лечу боли, функциональные, обратимые, такие расстройства нервной системы, как невроз, тревожные состояния. Я беру таких детей. Им, как правило, нужен не только мануальный терапевт, им нужны и психолог, и логопед, и невролог.
Нестабильность, вывихи, грыжи в острых стадиях классически относят к состояниям, где мануальная терапия противопоказана, а я работаю с такими больными, используя мягкие методики плюс гимнастика, я не вижу противопоказаний. Бывает, я полностью заменяю лечение медпрепаратами гимнастикой и добиваюсь положительного результата.
— Каков для вас идеальный пациент?
— Тот, которого можно вылечить. Тот, которому я могу помочь.
— А идеальный врач?
— Тот, который вам помог. И не нужно пытаться найти другого врача.
— Ковид повлиял на вашу работу?
— Нет. Конечно, в период жёсткого локдауна мы не работали. Но пациентов, которым нужна помощь, не становится меньше. Возможно, за помощью сейчас приходят реже, но причина не в ковиде. Если в восьмидесятых ко мне пациенты записывались на три-четыре месяца вперёд, то сейчас картина другая. Причина в том, что уровень доходов у людей падает, бедность растёт и людям приходится делать сложный выбор: купить еды или к мануальному терапевту пойти. Увы, для многих ситуация не стала лучше за те годы, что я работаю врачом.
— А что ещё беспокоит сегодня?
— Специальность «мануальная терапия» на федеральном уровне хотят убрать из реабилитации. При этом остеопатическую методику продвигают, её отдельно лицензируют, хотя всегда считалось, что это часть мануальной терапии. Если завтра в реабилитации не будет мануальной терапии, то мы уйдём от фундаментального разделения. Ну и конечно, не радует число тех, кто окончил мединститут, а по профессии не работает.
— Что вы делаете для сохранения собственного здоровья и есть ли какие-то секреты, которыми вы готовы поделиться с людьми?
— Когда получается, пытаюсь подвигаться, походить, поиграть в какую-нибудь игру. Но системы в этом у меня нет. Я могу ограничить себя в питании. Я совсем не зависимый от еды, я не переедаю, я не зацикливаюсь на еде. Это и всё, пожалуй. Вот когда бездельничаю, я ем. Не люблю отпуска, не люблю отдыхать больше трёх дней и очень люблю работать. Работа – самый лучший антидепрессант.
Блиц-опрос
— Чай или кофе?
— Сейчас больше кофе. Но бывают времена, когда только чай.
— Любимое время года?
— Наверное, осень.
— Утро или вечер?
— Утро.
— Что раздражает?
— Коротко ответить трудно. Именно сейчас – ничего. А вообще, многое. Но что выделить? Непонимание? А когда понимали? Никогда. Думаю, что я ко всему могу приспособиться, если это надо.
— Пять любимых фильмов?
— «Собачье сердце», «Двенадцать стульев», «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «Ирония судьбы, или с лёгким паром».
— Как думаете, есть жизнь после смерти?
— Или жизнь, или смерть. Если есть какое-то состояние после смерти, то это всё-таки не жизнь. Жизнь – это жизнь, здесь и сейчас, всё от момента рождения и до смерти. Жизнь – это что-то законченное. Может быть, дальше что-то есть, но точно не жизнь.
— Чтобы стать хорошим доктором, что важнее – талант или трудолюбие? Или что-то другое?
— Из выше названного ничего: ни талант, ни трудолюбие. Нужно, чтобы подфартило, чтобы собралась команда единомышленников, желающих разобраться в проблеме – друзья и учителя. Умение выслушать, не раздражаться, когда всё раздражает, умение всё анализировать даже в самых сложных ситуациях – это важно. В моей специальности хороший доктор – это тот, кто изобретает что-то своё, а не копирует, кто цитирует интересные мысли, но делает по-своему.
Наталия СВЕТАШЕВА
